От
inga_ilm мне достались: небо. конфета. платьеНебо
Как ни странно, первое, что вспомнилось, вряд ли самое раннее воспоминание, но самое сильное, прошедшее через всю жизнь.
Мой отец был военным журналистом, маме, а затем нам с братом, довелось побывать в разных гарнизонах. Я родилась в Виннице тогдашней Украинской ССР, потом родители отправились в ГДР, отец служил в Вюнсдорфе, в штабе ГСВГ, а после ГДР ему предложили на выбор либо Киев, либо Москву. Мама выбрала Москву. А так выросла бы в Киеве, вышла замуж за украинца (и чуть не вышла, кстати)...
В 1 класс я тоже пошла в Виннице, потому что дом, в котором мне предстояло взрослеть, ещё строился. В Москву мы приехали буквально накануне Нового года. Бабушка, мама и мы с братом зашли в пустую огромную для нас тогда квартиру, на табурете, покрытом кухонным полотенцем, стояла круглая буханка серого хлеба "Столичный" с солонкой на макушке. На полу в одной из комнат лежали матрасы. Мы бегали с Сашкой по новенькой квартире и кричали "это моя комната", стены отражали наши звонкие голоса гулким эхом.
Летом по окончании 1 класса меня отправили в подмосковный пионерский лагерь "Сенеж", где я получила первый горький опыт человеческой жестокости, насмешек, унижения, мои просьбы забрать меня из лагеря мама проигнорировала. Возвращение домой я восприняла как освобождение.
Наш дом в Лефортово принадлежал министерству обороны, в нем жили преподаватели военной академии бронетанковых войск, как мой отец, и слушатели академии, которые учились 2-3 года и разъезжались по закоулкам нашей огромной страны. Отпуск у слушателей был летом, поэтому во дворе было пустынно и тихо, детей практически не было.
Дом стоит на берегу верхнего пруда старинного Лефортовского парка. Мы бегали туда с соседкой Иркой, но одна я туда ходить боялась. Там была пивнушка, пьяные шатались по парку, а однажды летом какой-то старый противный мужичонка, загоравший на берегу, окликнул нас и широко раздвинул ноги в семейных трусах, демонстрируя свое "богатство".
Поэтому когда я гуляла одна, то садилась на качели, раскачивалась, рассматривая небо, то в облаках, то чистое. Удивительно, но когда я летела лицом вверх, то всегда представляла, как отрываюсь от качелей и лечу... в лагерь "Сенеж", где успела натерпеться.
Я и сейчас люблю качаться на качелях и смотреть в небо. На Маяковской в мороз каталась и вспоминала те минуты счастья ощущения полета. В санатории в сумерках или в темноте ночи качалась на широких основательных качелях, приближаясь к черному небу и ярким звездам, не сводя глаз с Большой Медведицы и придумывая глупые детские мечты.
Про небо, или про качели, или про то, что мечтать о несбыточном радостно?
Конфета
Как ни странно, воспоминание про конфету связано как раз с Сенежем и с событиями, которые я помню, как будто они произошли вчера.
Мне 7 лет, я впервые оказалась одна, без родителей, бабушки. Брат был в старшем отряде. Короче, я была одна в мире самостоятельности. Домашняя мечтательная присмотренная девочка, послушная, любящая читать. В садик я ходила месяца два, потом спросонья упала с кровати, сломала ключицу, мне наложили в немецкой детской больнице гипс, я помню холод кабинета, теплый взгляд немецкого врача, переживающую маму и свой страх. После снятия гипса мама меня в садик больше не водила.
Получилось, что я не была научена быть человеком
С первого же дня мне было очень неуютно в отряде. Жили мы с большой комнате на первом этаже деревянного дома. Мальчики в одной комнате, девочки, человек 15, - в другой, с нами в комнате жила и наша пионервожатая. Между кроватями, стоящими по две рядом через небольшой проход, стояли тумбочки, одна на двоих, с двумя полочками. Моя была верхней.
У нас в отряде, как в любом коллективе, было деление на активных и пассивных, на ярких и серых мышек - 4 кучки, по две среди мальчиков и девочек. Я была среди серых мышек, а заводилой среди ярких была красавица Маша - явный лидер, уверенная в своей неотразимости девочка.
Как многие зависимые люди, я старалась не выделяться, была тихоней, мне было проще подчиняться, быть послушной воле других. Мне не нравилось ходить строем, есть манную кашу, вообще быстро есть. Дома я всегда доедала остывшую еду, потому что в голове моей жили какие-то персонажи, у них случались какие-то сказочные события, практически, драматургия.
В субботу приезжали родители, мы снова разбивались на семейные ячейки, я ощущала какую-то опору и просила маму забрать меня домой. Оживленные мама и папа не обращали внимания на мои просьбы, говорили, что смена уже скоро закончится. Очевидно, их время без детей текло гораздо быстрее моего. Мне оставалось зачеркивать крестиком дни, проведенные в лагере. Я нарисовала на листочке крупные клетки, проставила там даты и зачеркивала вечером очередной квадратик.
Во второй приезд мама рассказала, что в гости приезжали сослуживцы папы из ГДР и привезли нам гостинцы. В числе прочего, мама привезла мне коробочку гэдээровских конфеток. Коробочка была шестигранная, желто-коричневая, в виде ячейки пчелиных сот, в ней лежали карамельки коричневого цвета, тоже шестигранные, внутри которых была тягучая масса медового цвета и вкуса.
В СССР, даже в Москве, таких конфет не было.
Мне хотелось всех угостить этими конфетами, чтобы и другие могли порадоваться, как обрадовалась я. Но я стеснялась сделать это открыто, потому что предстояло оказаться в центре внимания. А есть в один рот мне казалось невозможным.
Дилемму я разрешила следующим образом: когда никого в комнате не было, я открыла по очереди тумбочки и положила на каждую полочку по две конфетки. Поколебавшись, я так же две конфетки положила в тумбочку пионервожатой, сочтя несправедливым обойти её такой вкуснятиной.
В коробочке осталось ещё несколько конфет, я положила её к себе на полку.
После ужина вожатая открыла свою тумбочку и обнаружила конфеты.
- Кто лазил в мою тумбочку? - строго и зло спросила пионервожатая.
Я ощутила чувство вины, как будто меня уличили в воровстве, густо покраснела, но не нашла в себе сил признаться. Просто подумала, что я сделала что-то плохое, было стыдно.
На следующий день после завтрака было очередное мероприятие для нашего отряда.
Красавица Маша, окруженная мальчишками, достала из кармана шестигранную коробочку с оставшимися конфетами, открыла крышку и громко стала угощать мальчишек моими конфетами. Она увидела, что я это вижу, и торжествующе посмотрела на меня: такая же семилетняя, как и я, девочка, прекрасно понимала, что я ничего не скажу. Подавленная, я промолчала. Что она залезла в мою тумбочку и украла, по сути, эту коробку, я не подумала. Мне было стыдно за свой поступок, в голову не приходило стыдить её.
Пережитый тогда стыд неожиданным образом всплыл спустя много лет на групповом тренинге у психолога. Мы отрабатывали тему "смысл жизни", я вдруг оказалась мысленно посреди огромной площади стоящей на пьедестале у всех на виду с протянутой рукой, в которой - некая радость, с подтекстом "возьмите, порадуйтесь тоже", а люди в толпе вокруг показывали на меня пальцем и смеялись, и не было в череде лиц, смотрящих на меня, ни одного, кто протянул бы мне руку/поддержку.
Это было настолько ужасно, что я не смогла сдержать рыданий, переходящих в истерику, и даже не смогла рассказать на занятии, что со мной случилось, почему я плачу. Наш психолог сказал, что ждет меня назавтра на индивидуальную консультацию. Я прорыдала почти всю ночь, но к психологу так и не пошла. Привела сына на занятия в Дом пионеров, где и психолог работал, он увидел меня в окно, понял, что я не приду, выбежал в домашних тапочках на улицу (была зима) и протянул мне листочек с распечатанной на принтере притчей про двойную трагедию Руди Револьвина [Spoiler (click to open)] По мотивам произведения П.Д. Успенского "Странная жизнь Ивана Осокина".
Жил-был когда-то человек. Звали его Руди. Он прожил жизнь, полную страданий и горя, умер неудовлетворенным и после смерти оказался в Темном месте.
Правитель Тьмы, увидев Руди, почувствовал, что, предоставив ему шанс прожить жизнь ещё раз, он только приумножит тьму. Он понял, что Руди на самом деле был взрослый ребенок. Он сказал ему, что уверен в том, что Руди повторит все свои ошибки и переживет те же горести, что и раньше, и, дав ему неделю на раздумья, удалился.
Думал Руди, думал, и, наконец, сообразил, что Правитель Тьмы, наверное, хочет провести его. Ещё бы, как же можно избежать этих ошибок, не имея памяти о предыдущей жизни.
И когда предстал он перед Правителем Тьмы, то сказал, что отказывается.
Правитель Тьмы, зная секрет обиженного внутреннего ребенка, развеял опасения Руди. Он сказал, что вопреки обычному порядку, ему будет позволено вспомнить всю его предыдущую жизнь. Правитель Тьмы прекрасно знал, что, даже обладая такой памятью, Руди опять сделает те же самые ошибки и будет страдать до самой смерти! А Руди думал, рассмеявшись про себя: "Наконец-то! Вот победа!" - он не знал ничего о секрете обиженного внутреннего ребенка.
И в самом деле, хоть он и предвидел каждое бедствие, подстерегающее его, он в точности повторил всю свою горестную и трагическую жизнь.
Правитель Тьмы был доволен.
Было это много лет назад. Отплакала я часть своей боли. А притча... Актуальна и сегодня. Перечитала сейчас и подумала, что какие-то ошибки я повторила, но какие-то научили меня идти другим путем. Во всяком случае, плачу я сейчас очень редко.
Эх, есть у меня один забавный случай с оберткой, но не от конфеты, а от жвачки. Пост уже и так длинный, а ещё про платье рассказывать. Постараюсь покороче.
платье
Первое платье, про которое я вспомнила, сшила мне моя мама в тот самый короткий период моего детсадовского прошлого, о котором я вскользь упомянула, одно за другое цепляется.
Мы тогда жили в ГДР, в Вюнсдорфе, на носу был Новый год и утренник, соответственно. Нужно было деткам прийти красиво одетыми.
Маме и её сестре в юности шили красивые платья. Несмотря на послевоенное сложное время и отсутствие отца, погибшего под Харьковом в мае 1942 года, одеты они были всегда элегантно: старшая сестра бабушки, тетя Ира, жила с ними, работала она начальником отдела кадров большой ткацкой фабрики, часть зарплаты им выдавали натурой - отрезами ткани. А в Доме специалистов в Душанбе, где они тогда жили, жили и артисты Театра Оперы и балета, а также портниха, которая их обшивала. Она же шила платья и моей маме, и тетушке. Бабушка моя тоже шила, но совсем простые вещи. А вот мама моя шить практически не умела, зато вышивала красиво.
Короче. Маме предстояло за ночь сшить мне какое-то платьюшко. Я, конечно, намечтала себе нечто воздушное, пышное, как у принцессы. Наутро мама, которой надо было на работу после бессонной ночи, собрала меня в садик, и уже там переодела в сшитое ею платье. Оно не было похоже на платье моей мечты ни в чем. Это был белый сарафан на широких бретелях, отрезной по талии с наспех собранной на нитку юбкой. На бретели мама пристрочила готовую ленту с пайетками, а на голову надела купленную дурацкую корону из серебряных пайеток.
Настроение у меня было напрочь испорчено, я надула губы, так меня и запечатлел фотоаппарат фотографа, призванного увековечить детский праздник.
Вскоре я сломала ключицу и в садик больше не ходила. Возможно, маме не хотелось шить мне новые платья?:)
А корона эта лежала потом много лет в чемодане с "приданым" - двумя роскошными нижними юбками на поролоне и мотками пайеточных ленточек. Юбки эти так и рассыпались. Очевидно, у моей мамы тоже была детская мечта про принцессу, и тоже не сбылась...
А про жвачку расскажу как-нибудь при случае:)
Инга, спасибо за вечер воспоминаний о детстве!
Кому охота поучаствовать во флешмобе, прошу в комментарии:)