Сейчас трудно представить, что именно происходило 100 лет назад в России, наши умы заполнены мнениями, отфильтрованными в разные годы разными "цензорами". Нынешняя молодежь уже не скажет, в каких годах был Ельцин, в каких - Горбачев, хотя это совсем недавняя история. Тем интереснее читать свидетельства норвежца, который два месяца провел в Петрограде и в Москве, общаясь с профессорами, писателями, учеными. Он бывал в России в 1902 году, ему было с чем сравнивать.
По возвращении в Норвегию Брок написал книгу, которую советское правительство сочло лживой. Понятно, что ни о какой публикации этой книги в СССР речи не шло. В этом году издательство им. Сабашниковых подготовило и впервые выпустило эту книгу тиражом всего 500 экземпляров. Поскольку это капля в море, я решила делиться с вами цитатами из этой книги, т.к. это живое высказывание человека, который к России относился с любовью. Это один из взглядов на происходящее. С Нансеном они расходились в оценке происходящего в СССР, Нансен верил в лучшее, Борк был настроен куда более скептично. Удивительно современным оказался этот текст.
"Невольно поражаешься тому, насколько свободнее и смелее стали держаться простые горожане и крестьяне, во всяком случае, те, кого я встречал вблизи крупных городов, - без боязливого подобострастного пресмыкательства, которое еще поколение, даже десятилетие назад, оставалось неизжитым наследием крепостного строя. Вересаев, известный своим талантом запечатлевать малейшие движения человеческой души, поведал также о тех переменах, которые можно заметить в общении с крестьянином или рабочим по сравнению с тем, что было всего пять лет назад, и эти изменения позволяют писателю с оптимизмом смотреть в будущее. В начале революции всеми своими высказываниями и манерой поведения пролетарий как бы показывал сжатые в ненависти кулаки: мол, мы теперь главные, не будем больше плясать под господскую дудку. Сейчас в словах и интонации угадывается нечто иное, осознание равенства и собственного достоинства: рабочий и крестьянин ставят себя не выше и не ниже остальных.
Ветер революции смел остатки феодальной России. Из сознания народа исчезли как холопская привычка унижаться перед вышестоящими, так и безудержное плебейское стремление глумиться над ненавистными поверженными господами. Следовательно, народ достиг такого духовного уровня, который позволит перейти к состоянию покоя, достиг такого душевного настроя, который смог бы естественными образом вывести русских из пучины их революционного возмущения и побудить к мирному труду на благо индивида и общества.
<...>
Среди собственно пролетариев, рабочих масс, оставшихся в крупных городах, ненависть еще не перегорела до конца. <...> в сознании большинства пролетариев крепко засели неуправляемые ненависть и гнев, только теперь народ не знает, на кого их обрушить, - кто "господа", которых нужно покарать. Слишком много людей на земле не могут существовать без ненависти. Cлишком много плебейских душонок из всех слоев общества никогда не смогут преодолеть жажды мести, даже не зная, кому мстить и за что. Кроме того, воспоминания о прошлой несправедливости ещё слишком болезненны, чтобы ныне живущие простые люди смогли от них полностью избавиться. Душевные раны затянутся только с приходом следующих поколений.
Но, очевидно, и это не смогло бы доле препятствовать воцарению в стране духовного мира, если бы коммунисты не продолжали руководить государством и не нуждались в сохранении межклассового разлома, не провоцировали разрыв на пустом месте, постоянно разжигая в наименее развитых слоях населения гнев. Только этот разлом держит коммунизм на плаву.
<...>
Россия дошла до такой точки, когда огромные народные массы, с духовной точки зрения, получили достаточно, в то время как крошечная партия, группа вождей, хочет двигаться дальше, прокладывая дорогу огнем и мечом. Поэтому все те положительные духовные изменения, принесенные революционной волной, являются на самом деле лишь помехой интересам большевиков. Разлом, уже выровнявшийся в обычной жизни, должен быть любой ценой сохранен в сознании пролетарской массовки. Ненависть рабов не должна стихнуть, пока не отыграет большевистский спектакль - или не оборвется с неожиданным падением занавеса.
<...>
Оставшиеся "враги пролетариата", бывшие помещики и угнетатели-капиталисты, вышли в тираж: обобранные до нитки и запуганные, они сбились в жалкие, как можно менее заметные дыры, или же едва сводят концы с концами на службе у государства, причем часто само правительство призывает их прийти на помощь интеллектуально обедневшему обществу, положив на его алтарь технические знания, образованность и опыт.
Сейчас главенствующее настроение по отношению к коммунистическому эксперименту не является открыто протестным, это чувствуешь сразу. Все те, кто ещё не утратил здравого рассудка, и стар и млад, молят Господа уберечь их от дальнейшей революции, какая бы из сторон её ни возглавила. Многие противники режима готовы ради этот встать на защиту нынешней власти и принесенного ею относительного мира, за который население, пережившее ужаснейший хаос анархии, все-таки благодарно большевикам. Поэтому народ пока более или менее терпеливо и безвольно сносит нищету и физические и идеологические гонения, масштаб и трагизм которых все-так не сопоставимы с недавним голодом и кровавым террором.
<...>
Подавляющее большинство, в том числе остатки влиятельных лиц царской России, следуют, таким образом, безусловном естественному инстинкту выживания, стремясь просто прожить еще один день, не терзая себя мыслями о высоких идеалах и материальных благах. Они предоставляют повседневной жизни медленно, но верно изжить большевистскую чуму, извести её без применения рискованных и агрессивных контрреволюционных методов; без саботажа, а лишь с помощью кратких партизанских вылазок осуществить извержение коммунизма. Необходимость соответствовать требованиям реальной жизни уже давно и открыто признали вожди большевизма: решающим шагом, ознаменовавшим поворот вспять, стало введение "новой экономической политики", которая по сути является слегка завуалированной капиталистической системой частной собственности, правда, беспорядочной и коррумпированной, не урегулированной четкими правовыми норами.
Иными словами, народное большинство предоставляет, как говорится, "самой жизни" пустить свои разнонаправленные токи внутри социально-экономического эксперимента большевиков, поглотив его или запустив его постепенный распад."
Далее следует описание двух столиц - Петрограда и Москвы, - которое дам позже.
Новые книги издательства Сабашниковых, может быть, кому-то что-то интересным покажется, они издают воспоминания различных людей.