Расскажу ещё одну историю, которая тоже началась много лет назад и имеет продолжение в дне сегодняшнем.
Тогда мы были юными, не думали про выбор, про судьбу, про причины и следствия, а просто жили и принимали решения под влиянием обстоятельств "здесь и сейчас". Однако по прошествии лет можно проследить логику событий и понять, что человек проносит свою личность сквозь всю жизнь, и если бы знать тогда...
Моя мама всю жизнь посвятила медицине, работала врачом, её уважали на работе, с восхищением отзывались пациенты, и я мечтала тоже стать врачом: эта профессия казалась мне священной. При этом себя я представляла большей частью делающей уколы, т.е. по сути, медсестрой.
Мама отговаривала меня от поступления в мед: "Женские коллективы, сплетни, пересуды, замуж не выйдешь, зарплаты маленькие, профсоюз бедный". Меня это не пугало. Тогда мама включала тяжелую артиллерию: "Дети таких врачей не поступают, куда тебе, тебя тоже не примут!" Но репетитора по физике мне все-таки наняла. Физик, педантичный пожилой еврей, принимавший нас шестерых за круглым столом в большой комнате в старой, заставленной вещами квартире на Садовом кольце, накануне вступительных, определив моё состояние как неверие в себя, незаметно поддержал меня: "У вас есть всё, чтобы поступить в институт". Но маме я верила больше.
Экзамены я сдала все, но одного балла на лечфак недобрала. Моя одноклассница, которая завалила первый же экзамен в тот же мед, уже поступала на вечерний в мясо-молочный, звала за компанию и меня, но четыре вступительных высосали из меня все силы, неверие мамы в меня подтвердилось и уронило меня в собственных глазах окончательно, да и посвящать свою жизнь служению мясу и молоку мне не представлялось сколько-нибудь интересным и заманчивым.
Я сильно упала духом, особенно, с учетом того, что в школе я училась хорошо, класс был сильным, и в то лето в вузы не поступили только трое ребят, ушедших в армию, да я. Мальчики учились средненько, их провал никого не удивил, а мне было ужасно стыдно, что я оказалась хуже всех.
Страдала я нешуточно.
К тому же мальчик, в которого я была влюблена и который, как выяснилось накануне выпускных экзаменов, тоже был в меня влюблен, ожидаемого объяснения в любви не предпринял, начал учиться в МЭИ, зажил отдельной от меня жизнью, наполненной более успешными девушками.
Состояние было подавленное, мне казалось, что жизнь закончилась.
Мама же была озабочена тем, чтобы меня куда-то пристроить на работу.
Я пыталась проявить самостоятельность, даже сходила на собеседование в военную академию рядом с нашим домом, в которой когда-то преподавал мой отец. Начальником отдела кадров был отец моего одноклассника, но блата при устройстве не требовалось: я пришла наниматься всего лишь лаборанткой на одну из военных кафедр. Там к тому же ещё и отца моего помнили.
Подполковник и майор, которые проводили собеседование, разглядывая меня не как дочку коллеги, пообещали:
- Ничего, мы тебя тут замуж быстро выдадим.
Замужество в мои планы никак не входило: во-1, я должна была для начала получить высшее образование - для мамы это было приоритетной задачей, чтобы я могла не зависеть от мужа в случае чего, во-2, я-то продолжала любить своего одноклассника, и никакой муж-чужой мужчина мне был не нужен.
Офицеры объяснили, что перед оформлением мне нужно будет дождаться получения допуска к секретным документам, а для этого требовалось месяц-полтора времени. Я заполнила первые в своей жизни анкеты и стала ждать результата.
Мамины же подруги каждая по-своему старались поучаствовать в маминой жизни, побыть нужными и полезными. Мама уже года два как была в разводе, у бабушки копеечная пенсия в тогдашние 30 рублей (пенсию бабушке приносила почтальон, бабушка всегда готовила 15-20 копеек, чтобы дать на чай), брат учился в дневном вузе со стипендией в 55 рублей, которую предпочитал тратить на себя, ему как мужчине, мама позволяла все. Жить было тяжеловато.
Довольно скоро мамина подруга предложила устроить меня в 36-ю больницу на Фортунатовской. Поскольку это была возможность побывать внутри профессии своей мечты, то я, разумеется, обрадовалась такой возможности.
Оформили меня на должность лаборанта кафедры госпитальной терапии московского стоматологического института, а работа была в отделении терапии 36 горбольницы.
Когда я пришла туда работать, выяснилось, что там уже есть три лаборантки: Марина, Света и Наташа. Марина работала там уже второй год, пережив непоступление в мед дважды, Света и Наташа, как и я, не поступили в мед по первому разу, но устроились на работу ещё летом.
За каждой из них были закреплены свои методики. Марина отвечала за велоэргометрию - клеила на грудь и запястья электроды, снимала ЭКГ при нагрузке. Наташа делала простую ЭКГ. Света больше времени проводила в другом корпусе: ей отдавали пробирки с кровью, забранной у пациентов, она относила их в свою маленькую лабораторию, ставила пробирки в центрифугу, отделяла плазму крови и проводила нехитрые анализы.
Меня научили ставить электроды для проведения ЭКГ, я заполняла бумажные формы исследования пациентов для Всемирной организации здравоохранения, ходила по палатам измерять давление пациентам, стеснялась, когда бабульки и дедульки называли меня сестричкой: мне казалось, что медсестра - это гораздо лучше, чем лаборант.
Но так исторически сложилось, что, придя в коллектив позже всех и обладая характером покладистым и исполнительным, довольно быстро превратилась из лаборанта в курьера. Часто я приезжала утром на работу, мне вручали какие-то документы, которые нужно было отвезти в какое-нибудь место Москвы. Мне выдавали проездной, я отправлялась по нужному адресу. В отличие от девочек, которым больше нравилось проводить время на рабочем месте, мне и ездить тоже нравилось. Тогда ведь не было такого количества людей в метро, зато я попадала в такие места, куда сама бы никогда не сообразила зайти. Мне нравилось открывать Москву. Жалею, что тогда не было фотоаппарата и желания фиксировать увиденное: в голову не приходило, что когда-то это всё станет историей, а чего-то не будет вовсе.
В частности, я до сих пор помню старый деревянный дом, сруб которого почернел от времени, смотревшийся сказочным элементом во дворе за зданием Театра им. Образцова. Третий мед, или стоматинститут, находился на Делегатской улице, рядом с Театром, и меня каждый раз потрясало, как в центре Москвы, среди современных зданий, выжил этот практически деревенский дом.
В кабинете тоже всегда находилась какая-то работа. У нас было двое врачей и три лаборантки. В полдень мы устраивали перекус: все доставали пакетики с домашней едой, мы ставили чайник, раскладывали на тарелках порезанные на кусочки принесенные припасы, заваривали чай и садились дружно за стол.
Мы со Светкой были хохотушки и очень девочки-девочки, в отличие от Марины и Наташи, которые уже познали взрослую жизнь и отношения с мальчиками.
Поэтому наш доктор Александр Семенович обожал подшутить надо мной и Светой: наши краснеющие лица и безудержный смех его очень забавляли. Пока мы смеялись, он не спеша подъедал наши сырники и бутерброды, так что, отсмеявшись, мы довольствовались тем, что осталось на тарелках.
Однажды в кабинет на велоэргометрию вызвали тщедушного дедулю. Марина попросила деда раздеться до пояса. Тот начал снимать пижамные брюки. Марина уже сталкивалась с такой реакцией мужчин, спокойно объяснила, что раздеться нужно до пояса сверху.
Дед уселся на велоэргометр и начал крутить педали.
Александр Семенович, проводивший исследование, стал задавать ему вопросы - это обычная практика, чтобы понимать, что пациент чувствует себя хорошо.
Мы с девочками сидели за столом и заполняли анкеты для ВОЗ.
Александр Семенович подошел к нам и, предвкушая реакцию, тихонько сказал:
- Он делал зубы в нашем институте у студентов, судя по всему.
Затем так, чтобы дедуля повернул лицо к нам, задал ему очередной вопрос.
Дед ответил и улыбнулся.
Зубов во рту практически не было.
Мы прыснули.
Марина с нами общалась неохотно, ей интереснее было с врачами, более зрелыми людьми, а мы, три "новенькие", подружились. Более тесные отношения постепенно сложились с Наташей, т.к. Света бывала у нас реже.
Наташа много рассказывала про свой класс, там были отношения, которых не было в нашем классе: я училась в физико-математической школе, старшие классы давались сложно, т.к. заниматься приходилось много, все ребята были нацелены на учебу и возможность поступить в институт, поэтому положенных возрасту любовей и отношений практически не случалось. Всё оставалось на уровне "нравится-влюблен", не более. А у Наташки в классе происходили страсти даже во время обучения в школе, что уж говорить о том, как жили вчерашние выпускники. Рассказы Наташи волновали, мне казалось невозможным жить такой взрослой жизнью: мама убила бы сразу, как узнала.
Многие рассказы начинались со слов: "Мы с Ковалевой (*фамилия изменена)..."
Ленка Ковалева была лучшей подругой Наташи. Они часто проводили время вместе, попадали в разные ситуации. Я так много знала про Ленку, что она стала практически и моей подружкой.
В конце февраля Наташа мне говорит:
- Оль, слушай, мы тут на 8 марта собираемся в Волгоград по профсоюзной путевке от работы моей мамы, там 4 путевки. Едем мы с Ленкой и наш одноклассник, а четвертая путевка свободна. Полетели с нами на 3 дня, это стоит копейки.
Я спросила у мамы, боясь, что она меня не отпустит, получила неожиданное разрешение, и отправилась с ребятами в Волгоград. Там было холодно, мела поземка, Волга, которую я увидела впервые в жизни, была замерзшей, нас возили на какие-то экскурсии, а вечерами мы ходили на дискотеку в ресторане гостиницы.
Именно в той поездке я познакомилась с легендарной Ленкой.
Почему-то она меня разочаровала.
По рассказам Наташи, Ленка была востребована мужчинами, ухажеров имела больше, чем Наташа.
Наташа была яркой девушкой. Высокая, стройная, при этом совсем не худенькая - попа, бедра и грудь у неё были на месте и вполне выдающиеся. Темные волосы, короткая, всегда аккуратная стрижка, маленькие карие глаза на лице с высокими широкими скулами всегда были подкрашены тушью, тонкие губы подведены помадой (мне запрещалось краситься вовсе), яркости Наташе придавало её чувство юмора и талант не терять присутствия духа: Наташка часто улыбалась, охотно отвечала на шутки Александра Семеновича, её громкий смех колокольчиком часто прерывал её рассказы про приключения. Она казалась неунывающей всегда. На новый год она пригласила меня к себе домой: её мама ушла к подруге, оставив в нашем распоряжении трехкомнатную квартиру. Наташа накрыла стол на кухне, а в большой комнате устроила для нас театрализованную раздачу подарков: надела костюм Деда Мороза и доставала из большого мешка подарки для каждого из нас. Мне досталась белая комбинация. Меня это потрясло: подарки были дорогими сами по себе, так ещё и много их было, я не могла позволить себе такое в силу нехватки денег.
Лена, которую я представляла чуть не роковой женщиной, неожиданно оказалась бледной и невыразительной.
Она была высокой, как и Наташа, но в сравнении с ней проигрывала сильно. У неё были длинные стройные ноги, плоский живот, красивая грудь, но на этом её внешние достоинства заканчивались. Лицо было не запоминающимся: некрасивый нос картошкой, жирная кожа с крупными порами, блестящая на лбу и носу, выглядела неаккуратно, хотя Лена старалась припудривать блестящие места. Дешевая пудра только усиливала ощущение неопрятности.
Светло-русые тонкие негустые волосы Лена начесывала, чтобы они выглядели попышнее.
Выщипанные в тонкую полоску брови делали её лицо полустертым, зацепиться взглядом было не за что.
Пухлые губы не делали её лицо более привлекательным.
Очевидно, чтобы как-то выделиться, Лена всегда была при макияже, если можно это назвать макияжем, а не накрашенностью: помаду она использовала не очень яркую, зато глаза всегда были подведены голубыми перламутровыми тенями из "помадного" футляра.
Сейчас я понимаю, что все это чаще вызывало в душе подобие жалости: попытки приукрасить лицо оставались попытками. Но ребятам, очевидно, нравилось, что Лена старается выглядеть для них привлекательной, да и фигура у неё была классной, её не портили даже простые вещи, купленные за очень небольшие деньги. Если Наташка могла себе позволить дорогие вещи от фарцовщиков или сшить у портнихи (у неё была полная семья, родители получали неплохие зарплаты, у большинства ровесников, в том числе, у меня и у Ленки таких возможностей не было).
От Наташи я знала, что мама Лены умерла, когда она училась в 8 классе. У мамы был рак мозга: её муж, отец Лены, был сильно пьющим человеком, скандалы дома случались часто, отец бил мать, часто по лицу, поэтому предполагалось, что это отец сгубил Ленкину мать, свел её в могилу. У меня это знание вызывало ужас и бесконечное сочувствие Ленке, пережившей такую трагедию - мама умерла у Лены на руках.
Кто бы знал, что с Наташей отношения постепенно сойдут на нет, а вот с Ленкой судьба свяжет на годы.
Продолжение следует
