transurfer в Уязвимость в близости: почему так трудно ее выдерживать?Оригинал взят у veronikahlebova в Уязвимость в близости: почему так трудно ее выдерживать?
veronikahlebova в Уязвимость в близости: почему так трудно ее выдерживать?...«Как я могла влюбиться в него?
Неужели же я не видела, что это за человек?
Он никогда не бывает настоящим, он закрыт, он - в маске...
Стоит заговорить о чем-то, что касается чувств и переживаний, он немедленно сворачивает тему...
Я пыталась достучаться до него, пыталась говорить о том, что меня волнует, но он отдалялся все больше.
Как я могла допустить такое унижение? Как я могла влюбиться?»
...Мы стремимся к любви всей душой...
Мы хотим быть любимыми, мы хотим душевности и тепла.
Эта потребность происходит из нашей детской части...
Потребность в любви -
Нормальная, естественная человеческая потребность.
Мы стремимся к любви, но также
Пытаемся защитить себя от боли и переживаний...
Открываясь, мы очень, очень рискуем.
Партнер, которого мы избрали, может выйти навстречу, но может
Отказаться это делать...
И, если что-то идет не так, как мечталось, и отношения далеки от совершенства,
Мы можем обвинять партнера – за то, что не смог стать идеальным, или же
мы начинаем обвинять себя – за то, что рискнули открыться и подойти ближе.
...Ребенок всегда, без исключений – уязвим.
Он уязвим в силу своего положения – ибо он зависит от других людей, он зависит от взрослых.
Повзрослев, он будет выстраивать отношения - в том числе, в соответствии с тем,
Какой опыт обращения со своей уязвимостью он получил.
Будет ли он защищаться и скрываться,
Или же сможет выдержать свое душевное обнажение, и обнажение партнера,
Зависит от этого опыта прямо и непосредственно.
Если ему в детстве было отказано в уязвимости – к примеру:
Ему не позволили хоть с чем-то не справляться, или не хотеть (в бытовом понимании – лениться),
ему не позволялось выражать чувства, в особенности – «нежелательные»;
если, нуждаясь в помощи, он вместо нее получал лишь больше требований, унижения, отвержения;
если, будучи несовершенным, он вынужден был поддерживать родительскую самооценку, реализовывать их собственные несбывшиеся надежды или же отстаивать себя в нечестной конкуренции с близкими людьми;
если ему нельзя было рассчитывать на поддержку взрослого, будучи в трудной жизненной ситуации,
то его опыт пребывания в уязвимости останется плачевным.
Уязвимость тогда неизменно будет связываться со слабостью, немощью, в которой нет никаких шансов быть услышанным и поддержанным;
Она будет синонимом боли, отвержения, насмешки, унижения, разоблачения с последующим обвинением и стыжением;
Совершенно очевидно, что такой ребенок будет воспринимать прикосновение к своей уязвимости как нечто чрезвычайно болезненное и будет ее скрывать.
И одновременно нужда - в поддержке - останется острейшей, и эта нужда будет искать удовлетворения.
Повторюсь снова: любовь требует приближения; она, вместе с уязвимостью «исходит» из одного источника – «детской части»; и без одного не может быть другого.
Как это ни парадоксально, но мы не можем любить партнера своей «взрослой» частью.
Хотя «взрослый» - это зрелая, ответственная, поддерживающая часть нас, увы,
она не в состоянии «создавать» близость.
Отношения на уровне «Взрослый»-«Взрослый» могут быть уважительными, терпимыми, эффективными с точки зрения взаимодействия,
но они не могут быть сокровенными, теплыми и близкими.
Именно наша детская часть способна создать феномен любви и близости, и весь вопрос только в том, насколько наш прошлый опыт мешает или способствует тому, чтобы отношения выдержали испытание прошлой болью.
Приближаясь к партнеру, мы в глубине души ждем от него, что он бережно обойдется с нашей уязвимостью, и это естественно.
Однако, по закону ре-травмы он даст нам не больше, чем мы в состоянии сами себе дать.
Он не обойдется с нашей раненой частью бережнее, чем мы способны вынести ее сами...
...«Я часто рядом с ней чувствую себя безмерно виноватым; за ее плохое настроение, за то, что позвонил не вовремя, забыл о годовщине встречи, не смог отложить дела для того чтобы встретиться... Вина уже превысила все возможные лимиты, и я все чаще злюсь на нее – за то, что она меня ввергает в такое состояние».
Его история типична: несчастная, недовольная жизнью мать, отыгрывающая свое разочарование на детях.
Он старался, как мог, но отсутствие границ не давало ему никаких шансов отдать ответственность матери.
И теперь любое недовольство подруги снова ввергало его в вину, которую он испытывал перед матерью, и безнадежность с этим хоть как-то справиться...
Понятно, что испытывая вину, мы не можем быть рядом с партнером, не можем сочувствовать и поддерживать.
Это возможно только тогда, когда есть четкие границы: «Это ее чувства, ее субъективность.
Я не виноват и не плохой...
Если ее состояние имеет отношение к моим действиям, я способен выслушать ее и, если сочту возможным, изменить свою позицию.
Потому что мне эта женщина дорогА, и я готов вкладываться в отношения, а вовсе не потому, что я в чем-то виноват перед ней.
...Есть немало пар, которые, даже долго находясь вместе, никак не приближаются друг к другу, оставшись в немом сговоре «не раскрытия», избегая настоящей близости.
...«Мой муж не хочет брать няню ребенку, объясняя это нежеланием видеть чужого человека в доме. Я вымотана до предела, но я боюсь настаивать на том, что мне это очень нужно».
«Почему?»
«Потому что он тогда сочтет меня капризной и будет сердиться на меня, а я не смогу выдержать его недовольства; я сама себя уничтожу.
Лучше я вытерплю эту нагрузку, чем пострадаю от его разочарования и последующего самообвинения».
Способность ее родителей выносить ее уязвимость, учитывать пределы ее возможностей была столь мала, а последующее отвержение из-за «капризности» было столь непереносимым, что ей и теперь трудно доверить свою нужду мужу, легче спрятаться за маской понимающей «хорошей» жены.
А Внутренний Тиран теперь зорко охраняет подходы к уязвимости, настаивая на невозможности ее рассекречивания.
Ясно , что в этом случае не может быть подлинной открытости,
что приходится удерживать, скрывать большую часть себя,
что эта Тень все равно, так или иначе, давит на отношения, оставляя обоих партнеров в недоверии друг к другу.
...«Мы с мужем разговариваем о чувствах, о переживаниях, я считаю, мне очень повезло.
Но время от времени на меня накатывает ужас, что ему надоест выслушивать мои жалобы, и он бросит меня.
Тогда я впадаю в панику и становлюсь совершенно несносной, но не могу с собой справиться совсем».
Ее новый опыт борется со старым: очевидно, что партнер выдерживает ее эмоциональность, но память прошлого пугает материнскими словами:
«Ты, наверное, больная, если плачешь по такой ерунде».
Обесценив чувства дочери, мать демонстративно уходила, оставляя ее еще более одинокой в своей уязвимости.
...Столкновение с непереносимостью своей слабости похоже на столкновение с полем высокого напряжения: настолько сильно оно заряжено переживаниями.
Стремясь убежать от этих самых переживаний, мы предпринимаем защитные действия – обесцениваем партнера, обесцениваем свои и его чувства, убегаем, нападем, отвергаем, мстим...
Обнаруживая в себе эти детские защитные стратегии, мы опять переживаем вину, стыд и боль несовершенства.
...И это грустно, ибо остается тогда непонятно: как еще ребенок мог защитить свое самоуважение?
Как еще он мог отстоять себя иначе?
Были ли у него другие возможности почувствовать себя принятым в своей уязвимости?
Увы, нет...
Напротив, стоит проявить уважение к своей детской части, к своему раненому внутреннему ребенку, если он пытался выжить – как мог...
Не ждать признания своих прав от партнера, а самим признать эти права.
«Я не мог (я не могла) быть другим.
Я не мог быть другим в тех обстоятельствах, когда я не был поддержан в своей слабости.
Я могу пробовать менять свою реальность сейчас.
Я могу пробовать доверять свою уязвимость, хотя, вероятно, мы оба будем подрываться на минах, заложенных в прошлом.»
Несмотря на всю боль, которую предстоит пережить, игра стоит свеч, ибо что может сравниться со счастьем и свободой быть настоящим?
...Что же позволяет нам выдерживать свою уязвимость, несмотря на порой непереносимые чувства страха, стыда, вины?
...Способность принимать себя в этих чувствах,
способность соглашаться с тем, что происходящее – естественно вытекает из нашей личной истории, и другой сценарий на данный момент времени был невозможен.
Нам может помочь также способность признать и принять поддержку партнера – если она есть, и помочь немало, ибо это совершенно новый опыт, которого мы в свое время были лишены.
Нам поможет готовность говорить о том, что чувствуем - взамен претензий и обвинений, ибо проговаривание существенно снижает эмоциональный накал.
Что же позволяет нам выдерживать уязвимость, несовершенство партнера, с которыми мы непременно встретимся?
Только признание собственного несовершенства.
Причем мы его сможем выдержать не больше, чем выдерживаем сами себя.
Неужели же я не видела, что это за человек?
Он никогда не бывает настоящим, он закрыт, он - в маске...
Стоит заговорить о чем-то, что касается чувств и переживаний, он немедленно сворачивает тему...
Я пыталась достучаться до него, пыталась говорить о том, что меня волнует, но он отдалялся все больше.
Как я могла допустить такое унижение? Как я могла влюбиться?»
...Мы стремимся к любви всей душой...
Мы хотим быть любимыми, мы хотим душевности и тепла.
Эта потребность происходит из нашей детской части...
Потребность в любви -
Нормальная, естественная человеческая потребность.
Мы стремимся к любви, но также
Пытаемся защитить себя от боли и переживаний...
Открываясь, мы очень, очень рискуем.
Партнер, которого мы избрали, может выйти навстречу, но может
Отказаться это делать...
И, если что-то идет не так, как мечталось, и отношения далеки от совершенства,
Мы можем обвинять партнера – за то, что не смог стать идеальным, или же
мы начинаем обвинять себя – за то, что рискнули открыться и подойти ближе.
...Ребенок всегда, без исключений – уязвим.
Он уязвим в силу своего положения – ибо он зависит от других людей, он зависит от взрослых.
Повзрослев, он будет выстраивать отношения - в том числе, в соответствии с тем,
Какой опыт обращения со своей уязвимостью он получил.
Будет ли он защищаться и скрываться,
Или же сможет выдержать свое душевное обнажение, и обнажение партнера,
Зависит от этого опыта прямо и непосредственно.
Если ему в детстве было отказано в уязвимости – к примеру:
Ему не позволили хоть с чем-то не справляться, или не хотеть (в бытовом понимании – лениться),
ему не позволялось выражать чувства, в особенности – «нежелательные»;
если, нуждаясь в помощи, он вместо нее получал лишь больше требований, унижения, отвержения;
если, будучи несовершенным, он вынужден был поддерживать родительскую самооценку, реализовывать их собственные несбывшиеся надежды или же отстаивать себя в нечестной конкуренции с близкими людьми;
если ему нельзя было рассчитывать на поддержку взрослого, будучи в трудной жизненной ситуации,
то его опыт пребывания в уязвимости останется плачевным.
Уязвимость тогда неизменно будет связываться со слабостью, немощью, в которой нет никаких шансов быть услышанным и поддержанным;
Она будет синонимом боли, отвержения, насмешки, унижения, разоблачения с последующим обвинением и стыжением;
Совершенно очевидно, что такой ребенок будет воспринимать прикосновение к своей уязвимости как нечто чрезвычайно болезненное и будет ее скрывать.
И одновременно нужда - в поддержке - останется острейшей, и эта нужда будет искать удовлетворения.
Повторюсь снова: любовь требует приближения; она, вместе с уязвимостью «исходит» из одного источника – «детской части»; и без одного не может быть другого.
Как это ни парадоксально, но мы не можем любить партнера своей «взрослой» частью.
Хотя «взрослый» - это зрелая, ответственная, поддерживающая часть нас, увы,
она не в состоянии «создавать» близость.
Отношения на уровне «Взрослый»-«Взрослый» могут быть уважительными, терпимыми, эффективными с точки зрения взаимодействия,
но они не могут быть сокровенными, теплыми и близкими.
Именно наша детская часть способна создать феномен любви и близости, и весь вопрос только в том, насколько наш прошлый опыт мешает или способствует тому, чтобы отношения выдержали испытание прошлой болью.
Приближаясь к партнеру, мы в глубине души ждем от него, что он бережно обойдется с нашей уязвимостью, и это естественно.
Однако, по закону ре-травмы он даст нам не больше, чем мы в состоянии сами себе дать.
Он не обойдется с нашей раненой частью бережнее, чем мы способны вынести ее сами...
...«Я часто рядом с ней чувствую себя безмерно виноватым; за ее плохое настроение, за то, что позвонил не вовремя, забыл о годовщине встречи, не смог отложить дела для того чтобы встретиться... Вина уже превысила все возможные лимиты, и я все чаще злюсь на нее – за то, что она меня ввергает в такое состояние».
Его история типична: несчастная, недовольная жизнью мать, отыгрывающая свое разочарование на детях.
Он старался, как мог, но отсутствие границ не давало ему никаких шансов отдать ответственность матери.
И теперь любое недовольство подруги снова ввергало его в вину, которую он испытывал перед матерью, и безнадежность с этим хоть как-то справиться...
Понятно, что испытывая вину, мы не можем быть рядом с партнером, не можем сочувствовать и поддерживать.
Это возможно только тогда, когда есть четкие границы: «Это ее чувства, ее субъективность.
Я не виноват и не плохой...
Если ее состояние имеет отношение к моим действиям, я способен выслушать ее и, если сочту возможным, изменить свою позицию.
Потому что мне эта женщина дорогА, и я готов вкладываться в отношения, а вовсе не потому, что я в чем-то виноват перед ней.
...Есть немало пар, которые, даже долго находясь вместе, никак не приближаются друг к другу, оставшись в немом сговоре «не раскрытия», избегая настоящей близости.
...«Мой муж не хочет брать няню ребенку, объясняя это нежеланием видеть чужого человека в доме. Я вымотана до предела, но я боюсь настаивать на том, что мне это очень нужно».
«Почему?»
«Потому что он тогда сочтет меня капризной и будет сердиться на меня, а я не смогу выдержать его недовольства; я сама себя уничтожу.
Лучше я вытерплю эту нагрузку, чем пострадаю от его разочарования и последующего самообвинения».
Способность ее родителей выносить ее уязвимость, учитывать пределы ее возможностей была столь мала, а последующее отвержение из-за «капризности» было столь непереносимым, что ей и теперь трудно доверить свою нужду мужу, легче спрятаться за маской понимающей «хорошей» жены.
А Внутренний Тиран теперь зорко охраняет подходы к уязвимости, настаивая на невозможности ее рассекречивания.
Ясно , что в этом случае не может быть подлинной открытости,
что приходится удерживать, скрывать большую часть себя,
что эта Тень все равно, так или иначе, давит на отношения, оставляя обоих партнеров в недоверии друг к другу.
...«Мы с мужем разговариваем о чувствах, о переживаниях, я считаю, мне очень повезло.
Но время от времени на меня накатывает ужас, что ему надоест выслушивать мои жалобы, и он бросит меня.
Тогда я впадаю в панику и становлюсь совершенно несносной, но не могу с собой справиться совсем».
Ее новый опыт борется со старым: очевидно, что партнер выдерживает ее эмоциональность, но память прошлого пугает материнскими словами:
«Ты, наверное, больная, если плачешь по такой ерунде».
Обесценив чувства дочери, мать демонстративно уходила, оставляя ее еще более одинокой в своей уязвимости.
...Столкновение с непереносимостью своей слабости похоже на столкновение с полем высокого напряжения: настолько сильно оно заряжено переживаниями.
Стремясь убежать от этих самых переживаний, мы предпринимаем защитные действия – обесцениваем партнера, обесцениваем свои и его чувства, убегаем, нападем, отвергаем, мстим...
Обнаруживая в себе эти детские защитные стратегии, мы опять переживаем вину, стыд и боль несовершенства.
...И это грустно, ибо остается тогда непонятно: как еще ребенок мог защитить свое самоуважение?
Как еще он мог отстоять себя иначе?
Были ли у него другие возможности почувствовать себя принятым в своей уязвимости?
Увы, нет...
Напротив, стоит проявить уважение к своей детской части, к своему раненому внутреннему ребенку, если он пытался выжить – как мог...
Не ждать признания своих прав от партнера, а самим признать эти права.
«Я не мог (я не могла) быть другим.
Я не мог быть другим в тех обстоятельствах, когда я не был поддержан в своей слабости.
Я могу пробовать менять свою реальность сейчас.
Я могу пробовать доверять свою уязвимость, хотя, вероятно, мы оба будем подрываться на минах, заложенных в прошлом.»
Несмотря на всю боль, которую предстоит пережить, игра стоит свеч, ибо что может сравниться со счастьем и свободой быть настоящим?
...Что же позволяет нам выдерживать свою уязвимость, несмотря на порой непереносимые чувства страха, стыда, вины?
...Способность принимать себя в этих чувствах,
способность соглашаться с тем, что происходящее – естественно вытекает из нашей личной истории, и другой сценарий на данный момент времени был невозможен.
Нам может помочь также способность признать и принять поддержку партнера – если она есть, и помочь немало, ибо это совершенно новый опыт, которого мы в свое время были лишены.
Нам поможет готовность говорить о том, что чувствуем - взамен претензий и обвинений, ибо проговаривание существенно снижает эмоциональный накал.
Что же позволяет нам выдерживать уязвимость, несовершенство партнера, с которыми мы непременно встретимся?
Только признание собственного несовершенства.
Причем мы его сможем выдержать не больше, чем выдерживаем сами себя.