Кутенок, целую замерзшие руки

Мой  маленький шахтерский город, злой, пьющий и недалекий. В тебе так много детей, которые мечтают уехать, и так мало поэтов, которых мечтаешь слышать в своем сердце, едва закроешь глаза. 

Сегодня Юрию Валентиновичу Кутумову исполнилось бы 48 лет. Прошло больше десяти лет с тех пор, как  я, еще школьница,  нагло постучалась в его облезлую дверь на Ленина, и мне открыл заросший мужик в стоптанных носках. Если честно, я не знаю, чего я пришла.

Я хотела посмотреть на настоящего, живого поэта, как хотят увидеть воочию кита или ёжика. Учительница информатики проговорилась о нем, но добавила, что давно с ним не общается, потому что он пьет и все глубже уходит ко дну жизни. Удивленный Кутумов хриплым голосом разрешил мне войти, он провел меня в комнату, где мебелью были книги, где плетеная лампа покрывала прокуренные обои узорами света, где рядом с пепельницей из консервной банки была открыта настоящая тетрадь со стихами. Кутумов легко угадывал мысли: "Посмотри, посмотри как живут поэты, и не пиши стихов, девочка." Он решил, что кроме книг, фотографий и афиш с вечеров бардовской песни, меня неплохо было бы развлечь живым выступлением. Взял свою убитую гитару, извинился, что та не знала давно человеческих рук, настроил ее, закрыл глаза и начал петь. Во всем мире были только мы вдвоем и самодельная плетеная лампа. Он пел про вечный ветер и человеческую неприкаянность, а когда закашлялся, то увидел, что я плачу. Мне показалось, что я знала этот голос всегда, что помню его из прошлой жизни, как будто я не просто пришла и познакомилась, как будто бы я - вернулась домой. А где я раньше была, что я делала до этого - все не имеет значения, все пустое, все неправда...

После школы я бежала к нему. Я экономила на школьных обедах, чтобы покупать ему сигареты) 
"У меня единственный в городе экземпляр собрания сочинений Бродского," - хвастался Кутумов и читал что-нибудь вслух: " Ты снилась мне беременной, и вот, проживши столько лет с тобой в разлуке..." Потом останавливался: "Все. Дальше не буду читать, когда-нибудь захочешь, и сама найдешь." 
В библиотеках нашего города Бродского действительно не было, это я поняла, когда искала.

Мой отец был готов побить меня, когда я возвращалась в темноте, вся продымленная примой. Отцу я не могла доказать, что не таскаюсь, что с этим мужчиной, от которого я в восторге, у нас только лампа и поэзия. Я ездила к Кутумову в другой город, я вязала ему шарфик, он приходил за мной в школу, он напивался и называл меня зеленоглазой. Я ссорилась с ним, разочаровывалась,  клялась, что ухожу навсегда, но берегла его рисунки и все-равно возвращалась.  Отец был в бешенстве. Я думаю, это он умыкнул у меня его письма и сборнички стихов. Конечно, я его понимаю теперь. 

ЮРИЙ КУТУМОВ

Вечный берег не знает мгновений,
Что ему этих дней дуновенье,
Шелест волн, пролетевшие чайки,
Мелких рыб пустотелые стайки?...
Камни время запрятали глухо,
Лишь ропаны чуть шепчутся в ухо,
И, в прибое уставший песок
Пульсом моря щекочет висок.

Вечный берег спокоен и горек
В пестроте недорушенных горок,
Так спокойно читает века,
Что врастает в страницу рука.
И бездонные тянут колодцы
Все забыть - это небо и солнце,
И войти, только раз удивившись,
Что и камни царапают вирши.

Вечный берег увидел немало,
Долгим временем сгладило скалы.
Духоты он не знает и стужи,
Все лежит - не витает, не кружит,
Никуда не бежит, не стреножен.
Он лишь есть - он не взят, не изложен.
Он готов успокаивать море,
Если в том поселяется горе.

PS.-  И гляжу я на вечности берег,
Как комар на открытье Америк.