Зосима с Марией в пустыне
стоят на коленях, моля
в горючих обильных слезах друг у друга
прощения и благостыни,
и стынет под ними земля;
в пустыне к обеду плюс тридцать,
а ночью не больше пяти,
в пустыне замерзнуть обычное дело.
Что ж им остается? Молиться,
в слезах повторяя: "Прости".
Зосима: до третьего неба
восхищенный множество раз,
не кушал ни рыбы, ни хлеба
и, чтобы подольше, почаще быть с Богом,
из терниев сплел он матрас;
но гордость его обуяла,
Господь его к ногтю прижал -
и ночью глубокой, от братии втайне,
без обуви и одеяла,
Зосима в пустыню бежал.
Бежал он, забыв про усталость,
все дальше в пустыню, зане
святого желал повстречать человека
(в то время святых не осталось
в его, как и в нашей, стране);
кладя по дороге поклоны,
он мчался навстречу тому,
кто Богу угоден, - и все эти годы
встречались одни скорпионы,
одни крокодилы ему.
Воротимся в Александрию,
оставив бежать бегуна,
почти на полвека назад воротимся -
и взор обратим на Марию,
того заслужила она;
Мария: красотка путана,
позор и проклятье семьи,
своим ремеслом промышляла Мария,
Зосиме подстать, неустанно,
лет эдак примерно с восьми.
Однажды она захотела
Иерусалим повидать.
"А сколько заплатишь?" - спросили матросы.
"Я вам отдаю свое тело,
мне больше вам нечего дать".
Поплыли... Приплыли. Блудница
на берег сошла. На беду
был праздник Воздвиженья, люди спешили
Господню Кресту поклониться.
"А дай-ка я с ними пойду".
Но, сколько бы раз ни вступала
Мария в церковный притвор,
ее там, как тряпку, трепало,
незримая сила ее вышибала,
как винную пробку, во двор;
и к Деве, чье имя носила,
Мария взмолилась; и вот -
все та же незримая сила,
как парус, наполнила нашу Марию.
Пред ней - драгоценный кивот.
Она в умиленье коснулась
губами сухого бревна -
и, точно как в детстве, проснулась,
и плача, и клича в ночи маму с папой,
бежала в пустыню она;
и сорок семь лет ее ноги
с тех пор не касались песка -
неистово, не разбирая дороги,
Мария носилась, как буря в пустыне,
не зная, что пристань близка…
Когда я в начале апреля
с утра у окошка сижу
и, вовсе не факт, что с похмелья,
а вследствие внутренних противоречий,
на весь этот мусор гляжу,
за окнами ветром носимый, -
такая находит тоска…
Но глядя все дольше на весь этот мусор,
я вижу Марию с Зосимой
и верю, что пристань близка.
