А я вдруг вспомнила случай из своей жизни с таким же ощущением насилия - не физического, но по силе ощущений такого же грязного. Это случилось в таком же марте с оседающим снегом, обнажающим кучи окурков и размокших собачьих экскрементов.
Мне было лет 11-12, в тот год я донашивала цигейковую шубу, наследованную за старшим братом, который носил её лет в 6, в свои 6-7 начала носить её я, а когда выросла из неё и я, мама отдала шубу в ателье, где рукава и подол шубы надставили сантиметров на 20 новым мехом, который был более гладким и блестящим, чем скатавшаяся в жесткие катышки старая овчина.
К 12 годам я была ещё худышкой, округляться и оформляться стала позже, но ощущение неуклюжести и физической стянутости в этой шубе, из которой выросла во всех смыслах, усиливало несвободу внутреннюю, которую культивировала мама, подавляя многие мои желания.
Был выходной день, все были дома, мама привычно занималась домашними делами, отрабатывая необходимость быть хорошей хозяйкой: пылесосила, готовила полный обед, отнимавший у неё массу времени, ставила тесто, пекла пироги, уставала куда больше, чем на работе, раздражалась - попасть ей под руку в таком состоянии было нежелательно, лучше было не выходить из комнаты. Мне всегда было жалко её, хотелось помочь ей - я очень любила пылесосить, аккуратно водя насадкой туда-сюда по квадратикам паласа, но маму почему-то раздражало мое желание пылесосить, видимо, она считала, что так хорошо, как делает она сама, не сделает никто.
Выяснилось, что к обеду нет хлеба. Мама выдала мне рубль и велела сходить в булочную.
Я надела тяжелую шубу, сунула рубль в единственный кармашек, потайной, который находился внутри шубы.
Было около часу-двух дня, людей на улице не было. Чтобы сократить путь к булочной, я пролезла сквозь дырку в заборе, чтобы через территорию родной школы пройти к магазинчику. Из-за угла школы вышли два парня лет 14-15, в подпитии. Они увидели меня, ухмыльнулись и встали у меня на дороге.
Внутри у меня всё сжалось от страха. Причем не столько за себя. Мелькнула мысль, что у меня сейчас заберут рубль, я не куплю хлеба, приду домой и мама меня будет ругать за то, что я отдала деньги.
Что они мне говорили, я не помню - в это самое время моя мысль суетилась в поисках выхода из этой ситуации. Что они могут надо мной просто надругаться, я даже не подумала: меня миновали рассказы о сексе, матерные слова я воспринимала просто как грязные слова, никаких показов тайн под снятыми трусами, какие были у моей младшей соседки, в моей жизни не случилось, поэтому о насилии я не подумала.
Помню только, что я попросила их меня отпустить. "Отпустите меня, пожалуйста" - промямлила со страхом я.
- Да она целка! - засмеялись пацаны и ушли в сторону спортивной площадки.
У меня отлегло от сердца. Я дошла до булочной, купила хлеба, отдала маме сдачу, о случившемся рассказывать не стала, подозревая, что меня отругают за что-нибудь. Слово "целка" я услышала впервые, но по насмешливому презрительному тону пьяного пацана понимала, что маме повторять его не следует.
Невольное воспоминание, пришедшее после сценки в метро, навело на мысль, что такие вроде мелкие события, связанные тем не менее со страхом и ощущением насилия, никуда не уходят, остаются в подсознании: март с его противными холодными ветрами, когда приходится по-прежнему носить надоевшую за долгую зиму тяжелую одежду, с необъятными натекшими из сугробов лужами, которые не обойдешь, да машины размашисто рассекают фонтаном грязную воду на задумавшихся о своем пешеходов, со скользкими неровными тропинками, на которых мешанка влажного снега под
ногами за ночь подмерзает в терку, а если ещё и снег припорошит, то поди рассмотри опасное место, так и кажется, что подвернешь ногу, видимо, так и остался с неприязнью к открывшемуся неприглядному.
Скорее бы всё растаяло. Время, когда на подсохшем асфальте рисуешь классики, достаешь биту, баночку из-под гуталина, набиваешь её землей, прыгаешь на одной ножке, а солнце светит многообещающе и ласково, делая юные листочки пробивающейся из почек зелени сверкающими изумрудами, - рождает надежды, дарит обещания: впереди окончание очередного класса, прощание с уроками на целых 3 месяца, свобода...
Сейчас так редко видишь нарисованные классики...