Такой "мировой войной, революцией" стало для меня рождение сына.
Вернулась в свою комнату через неделю после отъезда в роддом и не могла найти какие-то вещи, забыла, куда положила, была в растерянности, что делать: поливать засохшие цветы, рассматривать сына или убирать осыпавшуюся елку - было 10 января, муж с друзьями, обмывая рождение сына, доел 3-литровую банку квашеной капусты с тмином, которую нарубила перед Новым годом, опустошил большую кастрюлю борща, который варила ему 2 января, поняв, что у меня пошли схватки, а мужу как же без меня - не голодным же оставаться, и вот на время схватки я убегала в комнату, потирая поясницу, как вычитала в журнале "Здоровье", а по окончании схватки резала капусту и свеклу, чтобы успеть наварить ему борща. Вернулась - а есть-то и нечего, елка осыпалась, цветы высохли и что делать, за что браться - не знаю, потому села к зеркалу и стала чистить кожу лица - только спустя годы я поняла, что это была нервная реакция на растерянность перед жизнью: выдавить все ненавистное на лице, чтобы посмотреть на покрасневшую кожу и возненавидеть себя за всё так, что руки опускаются, и только потом собраться и делать, делать, делать, чтобы не видеть себя.
Сын вырос, долгое время оставаясь главным в моей жизни.
Когда-то мой пожилой сосед, который ко мне клеился лет с 18, чем вводил меня в жуткое смущение - казалось неприличным, что его младшая дочь училась с моим старшим братом в классе, а он пишет мне намекательные стихи и пытается приобнять при встрече - сказал, что свою дочь он воспринимает как чужую женщину.
Женьку своего как чужого не воспринимаю - он остается родным:)
Но вот да - мужчина. И не мой мужчина совсем. Не то, чтобы чужой - но другой.
Свободный.
Отпуская на волю сына, становишься свободной и сама.
И какой-то другой, чужой мужчина, становится самым близким, твоей частью - отлично от того, как ты чувствуешь ребенка внутри физически, но духовно - куда сильнее.
Это странно. Кажется неправильным, не принятым.
Но вот так.