ДЕВОЧКИ, КОТОРЫХ МЫ ПРОВОЖАЛИ ДОМОЙ
в средней школе самыми красивыми
были две девочки - Ирен и Луиза,
две сестрички;
Ирен была на год старше и немного повыше,
всё равно, их было нелегко
отличить одну от другой;
они были не просто хороши,
но на удивленье красивы
так красивы,
что парни держались подальше от них;
Ирен и Луиза подавляли нас
красотой.
они не были неприступными;
наоборот - дружелюбнее многих,
но
одевались не так,
как другие девчата;
всегда в туфельках на каблучках,
шёлковые чулочки,
блузки,
юбочки,
каждый день
в новых нарядах;
однажды
мой кореш Лысый и я
пошли вслед за ними из школы;
понимаешь, мы считались тогда
хулиганами на нашей площадке,
так что нам как-никак полагалось
предпринять что-то
в этаком роде:
мы шли за сестрами,
держась в десяти-двенадцати футах,
не говоря ни словечка,
просто шли и глазели
на роскошные ляжки,
качающиеся,
словно чаши весов.
нам так это нравилось,
что мы стали каждый день
провожать их
из школы.
когда они заходили в дом,
мы стояли на тротуаре,
куря сигареты, и говорили:
"когда-нибудь, - я втолковывал Лысому, -
они нас пригласят к себе в дом,
и мы будем с ними
ебаться".
"ты по-правде так думаешь?"
"точно!"
и теперь
через пятьдесят лет
я признаюсь:
этого никогда не случилось -
какие бы сказки
мы не травили друзьям;
да, парень, это мечта,
позволяющая нам жить -
тогда
и сейчас...
ПЛОХИЕ ВРЕМЕНА В ОТЕЛЕ НА УГЛУ ТРЕТЬЕЙ И ВЕРМОНТ-АВЕНЮ
Алабам, паскуда и вор, припёрся в мой номер
когда я был пьян
и всякий раз, когда я пытался подняться,
толкал меня вниз.
ты, мудак, я ему говорю, ты знаешь, что я с тобой справлюсь!
а он меня
на пол опять.
наконец удалось ему врезать как надо
по черепу,
он отстал
и убрался к себе,
но через пару деньков
я с ним посчитался -
выеб его подружку.
потом спускаюсь к нему,
постучался и говорю:
ну, Алабам,
я уже выеб всех твоих женщин,
а теперь я тебя самого суку в ад загоню!
бедняга враз скис, закрыл руками глаза
сидит бля и плячет.
я постоял,
посмотрел.
потом повернулся
и пошёл к себе в номер.
мы были все алкашами, безработная падаль,
и никого кроме друг друга у нас не было.
тогда моя тоже так называемая "женщины"
была где-то в баре или где-то ещё,
я её несколько дней не видал.
у меня оставалась бутылка
портвейна.
я открыл её
и понёс к Алабаму,
сказал ему, эй, как насчёт выпить,
повстанец?
он зырнул на бутылку,
встал со стула
и притащил два стакана.
